Китайский император Пу И

#music #poetry #song #story #emperor #history #life #china #sovietunion #stalin #maozedong #treasure #drama #lyrics #ai #гулаг #communism #sergey_soloviev Текст, исполнение, графика: Сергей Соловьев с участием нейросети. . . . Последний китайский император Пу И пересажен с ночного горшка на опустевший трон. Даль лежит на боку, курит опиум. Соловьи непробудны еще в ложеснах его будущих жен, бестелесны наложницы, словно пролитый свет. Тени-евнухи, иероглифы – тысяча и один, и у каждого в тайной шкатулке – то, чего нет, и текла Луна у кормилицы из груди. Император в Запретном Городе заточен: золотая клетка зачехлена, вот и вся его Поднебесная. Не киношный сверчок Бертоллучи из его мелодрамы, а на сносях рая испеченный в преисподней. Странно, что в этом фильме ни слова о лагерях под Хабаровском, где якобы заживал, как рана под корочкой, уже трижды развеяв прах свой – в Пекине, Токио и Манчжурии. Письма писал Сталину, чтоб в Китай не возвращал его. И посменно дежурили десять тысяч лет в нем. Лети, летай, – отворялось окно, – и летал, летел, по пути перехваченный, и опять писал, в коммунисты просил принять. Называли Егором. А от Пу И все что осталось – кабинет министров в соседней камере. Вскрыл потайное дно чемоданов, передал сокровища на попеченье советской власти. В ответ получил письмо с благодарностью и собрание сочинений Карла Маркса. В качестве поощренья перевели в другой лагерь – с березками и рекой. Повариха Оксана, рыбой пахнущая и сиренью, входила в воду, поманивая его рукой: иди ко мне, доходяга. И пока он к ней шел, не сходя с места, за спиной его двое слуг закопали остатки сокровищ под деревом. Бережок, огороженный проволокой, с видом на юг. А потом, когда его отыграли на все лады и стал он уже как Пу И не нужен, его подарили Мао – просто от доброты и в знак советско-китайской дружбы. И ушел он еще на десять, но уже в лагеря Китая, последний император династии цин. В кедах, ватнике и круглых очечках. Питание как питание: плюс минус рис. Не сцы, говорит ему, в центр ведра – не буди товарищей. Это по Бертоллучи. Наставник ему, вертухай говорит. Небо – соломинкой утопающего, за нее и держится, выплывая уже в Китай марширующих хунвейбинов. Почти старик, неприметный, с другим именем, на работу устраивается садовником. Лицевой тик – если долго смотреть – у памяти, у цветов… Годы, как евнухи те, хранят в шкатулках то, чего нет. Он и сам – садовник в шкатулке Запретного своего Города. Лежит в земле, и как пролитый свет – с ним вторая жена, кости играют в го. А те остатки сокровищ, закопанные у реки, Всплывают в Киеве, полвека спустя, на останках другой империи, в частной коллекции. Пу и, пу и, – перешептываясь в сейфе Национального банка.