~~~~~~~~ Непроворный инвалид ~~~~~~~~ Жил на свете фраер бедный. Неимущий. Из мещан. Ел да пил на грошик медный, в одночасье обнищав. Разорился он до нитки, проигравшись в кураже. И подсчитывать убытки смысла не было уже. Грусть-змея, тоска-мегера и шаром кати в дому... Но карьера офицера вдруг пригрезилась ему. Что ж, вольно́ определяться, пополнять собой войска, Если лет тебе лишь двадцать, если ты не бит пока... Мчится быстро сказка эта, как почтовый экипаж. Дослужился до корнета наш нескладный персонаж. Ординарец, порученец – гарцевал, то тут, то там, Сгорбясь, или подбоченясь – вдоль по пушкинским местам. Подъезжал ли под Ижоры он казённым седоком, Иль гулял путём обжоры между Тверью и Торжком. Вёл в трактирах перебранки, ямщику кричал: "Наддай!" И жевал в пути баранки, чем и славится Валдай. У Кальони иль Гальяни крепко выпив как-то раз, Под фельдъегерские сани угодил он с пьяных глаз. Перемолот и изломан, весь в крови, лишившись ног, Чуть не помер. Но потом он, божьим чудом, выжить смог. И в команде инвалидной, пусть без ног, но с головой, Годен к службе незавидной – караульно-постовой. При дороге на столицу встать отныне суждено – У шлагбаума томиться, вверх и вниз тягать бревно. Ростом мал и в чине малом, но, по мере слабых сил, Кого надо – пропускал он, кого скажут – тормозил. Если ж вдруг дурному нраву волю даст иной седок, Инвалид чинил расправу, дабы впредь тому урок. Он поддёргивал верёвку лишь до уровня лица, Чтоб шлагбаум очень ловко в лоб ударил наглеца. – Ты на нас, на остолопин, добрый барин, не серчай. Впредь я буду расторопен. Дай-ко денежку на чай. А однажды знойным летом в тот забытый богом ям Занесла судьба поэта. В ссылку он по тем краям На Михайловское ехал через Клин да через Тверь. То-то ждёт его потеха у шлагбаума теперь... Мрачен ликом, взглядом чёрен, настороженно глядит – Он лишь с виду непроворен, этот шустрый инвалид... Но, не склонный к тем забавам, унтер выкрикнул: "Подвысь!", К небесам взлетел шлагбаум, кони резво понеслись, Путник охнул запоздало, по спине прошёл озноб – Наше Всё не пострадало, уцелел великий лоб. И поэзии светило, чей удел – родная речь, Прямо в ссылку укатило, чтоб и там глаголом жечь. Дни текут, летят недели, свищут пулями года. Солнце пало на дуэли и погасло навсегда. Так писала про поэта и о том, что он убит, Лишь военная газета, это – «Русский инвалид». Нижний чин на деревяшках дохромал до кабака. Горько пил, вздыхая тяжко, на душе была тоска. Оттого ль, что света мало, потому ль, что жизнь не мёд... Никого не волновало. Есть копейка – вот и пьёт. -- Жизнь-дорога у заставы – как ручей среди болот. Знать не мог герой небравый, что она преподнесёт. Жил среди людишек подлых, в самой гуще, посреди. Кто б сказал, что главный подвиг, будто сказка – впереди... Но и сказка до финала доползёт в конце концов. Как-то утром – звук сигнала, дребезжанье бубенцов, Едут-скачут верховые и повозки всех мастей. – Это, братцы, кто ж такие? Вот же чёрт послал гостей... Здесь таких столичных штучек и не видели допрежь. – Шапки снять! – взревел поручик, – императорский кортеж! Экипаж с гербом двуглавым, ржанье, топот, голоса. И столбом стоит шлагбаум, указуя в небеса. И стоит-глядит калека с непокрытой головой – Впечатляет человека императорский конвой. Глянь, черкес, казак... а это – самодержец на коне. Натуральный, как с портрета, узнаваемый вполне. Салютует шпагой унтер, караул застыл во фрунт. Но герой, не склонный к бунту, вдруг решил – да будет бунт! Распахнул глаза служивый и промолвил, обомлев: Вы зачем доселе живы? Покарай вас божий гнев! Словно голос вдруг услышал: – Миг настал! Пора! Ударь! Исполнять приказы свыше – долг, надёжа-государь. Он рванул всем малым весом – чуть верёвку не порвал... Но зарублен был черкесом. Моментально, наповал. И замешкался шлагбаум, провернувшись на оси, И склонился как судьба он над царём всея Руси. Покачался, прям и светел, встал стоймя, как обелиск. Ну а царь и не заметил. Не узнал, каков был риск. -- ________ продолжение в комментарии ↴
